В июле прошлого года, прямо перед первым и единственным дебатом между Дональдом Трампом и Джо Байденом, команда Bloomberg Businessweek отправилась в Мар-а-Лаго, чтобы встретиться с Трампом и спросить у него о его планах по экономике, если бы он вернулся в Белый дом.
Обсуждение продолжалось 90 минут и охватило все основные темы: снижение налогов, дерегулирование, Китай, Федеральная резервная система и судьба председателя Федерального резерва Джерома Пауэлла. Затем, когда мы уходили, наша команда сравнила свои заметки о том, что мы узнали и что нас больше всего удивило. В этой последней категории все были поражены — и честно говоря, немного озадачены — тем, насколько готов был Трамп говорить о Уильяме Макинли, 25-м президенте США. Дважды Трамп сам упомянул его, не будучи приглашенным, и распростерся о том, как Макинли был «самым недооцененным президентом» и тем, кто «обогатил эту страну», сказали в Bloomberg.
Макинли, конечно, был убежденным защитником и автором Тарифного закона Макинли 1890 года, который повысил средние импортные пошлины почти до 50% — одни из самых высоких ставок в истории США на тот момент. В дальнейшем фиксация Трампа на том, кого он с уважением называл «царем тарифов», была предзнаменованием того глобальной торговой войны, которую он начал в «День освобождения», 2 апреля.
Резкий тарифный режим Трампа потряс рынки, поставив S&P 500 на грань негативного рынка и приведя к повышению доходности на долгосрочные американские облигации. Титаны Уолл-стрит, включая многих, кто поддерживал Трампа, ответили тревогой. Кен Гриффин назвал тарифы «гигантской политической ошибкой». Билл Экмэн предупредил о «экономической ядерной войне». Джейми Даймон грустно прогнозировал рецессию «как вероятный результат». Масштаб и грубость атаки Трампа на торговых партнеров США только усилили ее воздействие — включая панику, которая последовала. Никто не знал, что ожидать дальше. Это противоречило тому, что инвесторы думали о Трампе: что его нужно воспринимать «серьезно, но не буквально»; что, хотя он был раздражительным и непредсказуемым, в конце концов он стремился к процветающему рынку и отметке успеха, которую он считал своей. Поэтому, по его мнению, он никогда не предпримет реальных шагов
